За всю историю прошлого века к библейским сюжетам обращались: и М. Фокин, и К. Голейзовский, и М. Бежар, и И. Килиан, и А. Прельжокаж, и Д. Ноймайер. В чем заключалась причина такого интереса к евангельским образам? Мог ли язык хореографии в полной мере раскрыть глубину текстов Священного Писания? И почему на один и тот же сюжет возникали столь разные постановки: и философские притчи, и абстрактные балеты, и полноценные двухактные спектакли? Этим вопросам посвящен наш следующий цикл лекций.
В первой трети XX в. балетмейстеры, помимо сакральной мудрости, видели в библейских сюжетах достоинства художественного характера. Их привлекал драматизм судеб героев, многомерность образов, возвышенная символика. Так, на европейской сцене появлялись многочисленные интерпретации сюжета об иудейской царевне Саломее. На основе библейских текстов создавались и целостные произведения с логически выстроенной драматургией. Среди них спектакль «Иосиф Прекрасный» К. Голейзовского (1925) на муз. С. Василенко и балет «Блудный сын» Дж. Баланчина (1929) на муз. С. Прокофьева — последняя премьера «Русского балета» С. Дягилева. Пропуская библейские образы и события сквозь призму собственных представлений о вере, балетмейстеры самостоятельно устанавливали пределы допустимости тех или иных художественных средств. Глубину трактовки сюжета и формат постановки определяли как авторский взгляд, так и время.
Лектор: Приезжева Елизавета
педагог-хореограф, искусствовед, аспирант МГУ им. М.В. Ломоносова